Добро пожаловать!
За умолчание о себе не пеняйте очень, ибо я и вообще не охоч делами своими другим, хотя бы и друзьям близким, докучать, а по здешней суматошной жизни ныне и вовсе обленился писать. Вот когда увидимся -- наговоримся полною мерою и по душам, а пока порадуйте меня ласковым ответом своим.
С отличной преданностью остаюсь,
милостивый государь,
Ваш покорнейший
А. Грибоедов.
21. НЕИЗВЕСТНОМУ
<Черновое>
17 ноября 1820, -- час пополуночи. Тавриз
Вхожу в дом, в нем праздничный вечер; я в этом доме не бывал прежде. Хозяин и хозяйка, Поль с женою, меня принимают в двери. Пробегаю первый зал и еще несколько других. Везде освещение; то тесно между людьми, то просторно. Попадаются многие лица, одно как будто моего дяди, другие тоже знакомые; дохожу до последней комнаты, толпа народу, кто за ужином, кто за разговором; вы там же сидели в углу, наклонившись к кому-то, шептали, и ваша возле вас. Необыкновенно приятное чувство и не новое, а по воспоминанию мелькнуло во мне, я повернулся и еще куда-то пошел, где-то был, воротился; вы из той же комнаты выходите ко мне навстречу. Первое ваше слово: вы ли это, А[лександр] С[ергеевич]? Как переменились! Узнать нельзя. Пойдемте со мною; увлекли далеко от посторонних в уединенную, длинную, боковую комнату, к широкому окошку, головой приклонились к моей щеке, щека у меня разгорелась, и подивитесь! вам труда стоило, нагибались, чтобы коснуться моего лица, а я, кажется, всегда был выше вас гораздо. Но во сне величины искажаются, а всё это сон, не забудьте.
Тут вы долго ко мне приставали с вопросами, написал ли я что-нибудь для вас? -- Вынудили у меня признание, что я давно отшатнулся, отложился от всякого письма, охоты нет, ума нет -- вы досадовали. -- Дайте мне обещание, что напишете.-- Что же вам угодно? -- Сами знаете. -- Когда же должно быть готово?-- Через год непременно. -- Обязываюсь. -- Через год, клятву дайте... И я дал ее с трепетом. В эту минуту малорослый человек, в близком от нас расстоянии, но которого я, давно слепой, не довидел, внятно произнес эти слова: лень губит всякий талант... А вы, обернясь к человеку: посмотрите, кто здесь?.. Он поднял голову, ахнул, с визгом бросился мне на шею... дружески меня д_у_ш_и_т... Катенин!... Я пробудился.
Хотелось опять позабыться тем же приятным сном. Не мог. Встав, вышел освежиться. Чуднее небо! Нигде звезды не светят так ярко, как в этой скучной Персии! Муэдзин с высоты минара звонким голосом возвещал ранний час молитвы (-- {Так в первопечатном тексте. -- Ред.} ч. пополуночи), ему вторили со всех мечетей, наконец ветер подул сильнее, ночная стужа развеяла мое беспамятство, затеплил свечку в моей храмине, сажусь писать, и живо помню мое обещание; в_о с_н_е д_а_н_о, н_а я_в_у и_с_п_о_л_н_и_т_е_я.
22. НЕИЗВЕСТНОМУ
<Отрывок чернового письма>
<Ноябрь 1820. Тавриз>
<Перевод>
Знания, которыми я обладаю, сводятся к владению языками: славянским и русским; латинским, французским, английским, немецким.
|