Добро пожаловать!
Ты вспомни, что я себя совершенно поработил нравственному твоему превосходству. Ты правилами, силою здравого рассудка и характера всегда стоял выше меня. Да! и коли я талантом и чем-нибудь сделаюсь известен свету, то и это глубокое, благоговейное чувство к тебе перелью во всякого моего почитателя.-- Итак плюнь на марателя Дмитриева, в одном только случае возьмись за перо в мою защиту, если я буду в отдалении, или умру прежде тебя, и кто-нибудь, мой ненавистник, вздумает чернить мою душу и поступки. Теперешний твой манускрипт оставлю себе на память. --
Вильгельм третьего дни разбудил меня в четвертом часу ночи, я уже засыпал глубоким сном; на другой день -- поутру в седьмом; оба раза испугал меня до смерти, и извинялся до бесконечности. Но дело н_е ш_у_т_о_ч_н_о_е!!! побранился с Львом Пушкиным, хочет драться; вероятно я их примирю, или сами уймутся. -- Узнаешь ли ты нашего неугомонного рыцаря?
Прощай, нынешний вечер играют в школе, приватно, без дозволенья ценсуры, мою комедию.2 Я весь день вероятно проведу у Мордвиновых, а часов в девять явлюсь посмотреть на мое чадо, как его коверкать станут. Журналисты3 повысились в моих глазах 5-ю процентами, очень хлопочут за Кюхельбекера, приняли его в сотрудники,4 и кажется удастся определить его к казенному месту. У Шишкова5 не удалось, в почтамте тоже, и в Горном департаменте, но где-нибудь откроется щелка.
Сейчас помирил Вильгельма. С той минуты перебывало у меня 20 человек, голову вскружили. Прощай.
Обнимаю тебя и любезную Анну Ивановну.
42. С. Н. БЕГИЧЕВУ
4 июня 1825. Киев
Друг и брат, описывать тебе Киева нечего, потому что ты здесь бывал; другим я передал в Петербург первые мои впечатления по приезде сюда,1 тебя уведомляю, что я тут и через несколько дней помчусь на юг далее.-- В Лавре я встретил Кологривову Д. А.:2 от нее узнал, что твоя сестра живет в уединеньи недалеко от дому, где я остановился, вероятно я ее не увижу, потому что несвятостию моего жития бурного и бестолкового не приобрел себе права быть знакомым с молчаливыми пустынницами; у меня в наружности гораздо более светского, чем на самом деле, но кто же ее об этом уведомит? Итак вряд ли я буду к ней допущен. Прощай покудова; перед отъездом может быть еще раз удастся написать к тебе. Поцелуй за меня дитя свое и Анну Ивановну.
Верный друг твой.
Пиши "о мне в Тифлис, на имя губернат[ора] Романа Ивановича Ховена,
43. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ
10 июня 1825. Киев
Благодарю тебя душевно за два письма, любезный друг, особенно за с_е_к_р_е_т_н_у_ю почту. С первой строки я угадал, в чем дело. Не хочу льстить тебе, я полагал, что ты, с чрезвычайно просвещенным умом, не деятелен, холоден, не довольно заботлив о вещественных нуждах друзей твоих. Я судил по моим опытам: презираю деньги, достаток, богатство и как это всё называется? Потом, когда случится друг или просто хороший знакомый в стесненном положении и требует помощи, смотришь: помочь нечем.
|