Добро пожаловать!
В 1821 году я это очень успешно произвел в действие и получил головомойку от Нессельроде, хотя Ермолов вполне одобрил меня. Так и теперь может случиться. Вы похвалите, а черти меня расклюют.
Да No Аббас-Мирза мне не поверит, покудова я не объявлю ему категорически воли государя императора. Как вы думаете о поездке моего принца4 в Петербург? Я в моей депеше к Нессельроде пишу несколько в духе нашего министерства.5 Но вот мое истинное мнение:
1) Допустить его [к] государю императору в Петербург.
2) Велеть ему драться с турками.
3) Обещать торжественно, что мы возведем его на престол, ибо это нам ничего не стоит, упражнение войску в мирное время, издержки пусть его будут, а влияние наше в Азии сделается превозмогающим, пред всякою другою державою.6
4) Куруров не уступать ни под каким видом. Слава богу (не приписываю моему умению, но страху, который нагнали на всех успехи нашего оружия), я поставил себя здесь на такую ногу, что меня боятся и уважают. Дружбы ни с кем не имею, и не хочу ее, уважение к России и к ее требованиям, вот мне что нужно. Собственные Аббас-Мирзы подданные и окружающие ищут моего покровительства, воображая себе, что коли я ему что велю, то он непременно должен сделать. Это хотя и не совсем так, потому что он старый плут, многое обещает, а мало исполняет; но пускай думают более о моем влиянии, чем есть на деле. Теперь стоит только министерству меня поддержать, а если иначе, si on me donne des degouts, adieu l'ambition et tout ca qui s'en suit, cela n'est pas ma passion dominante. Zinondali et la Kakhetie valent encore mieux, quoique je n'ai rien au monde qu'une perspective d'avancement et une modique pension qui m'en reviendrait avec le temps. {Если мне доставят неприятности, прощай честолюбие и всё, что с ним связано, ведь это не главная моя страсть. Цинондали и Кахетия большего стоят, хотя у меня ничего нет, кроме надежд на повышение и на скромную пенсию, которую я со временем мог бы получить. -- Ред.}
Кому от чужих, а мне от своих, представьте себе, что я вместо поздравления получил от матушки самое язвительное письмо. Только пожалуйста, неоцененный благодетель, держите это про себя, и не доверяйте даже никому в вашем семействе. Мне нужно было в_а_м это сказать, сердцу легче.
Поздравляю вас с полком вашего имени.7 Кажется, что вы должны быть довольны этим живым монументом.
За сим следуют три просьбы: 1) Осмеливаюсь в[ашему] сиятельству напомнить о моей бумаге No 44 сентября 8-го о моем переводчике Шах-Назарове.8 2) При мне находится для рассылок и для разных поручений дворянин Саломон Кобулов, которого я с собою взял по предварительному сношению с Сипягиным. Не знаю как и когда доносил вам об этом покойный во[енный] губернатор,9 сделайте мне одолжение причислить его куда-нибудь, и чтобы он считался в откомандировке при мне. Аттестаты его посылаю к Устимовичу. 3) Примите в ваше покровительство надв[орного] советника] Челяева, который некогда был прокурором в Тефлисе, потом при Сипягине.
|