Добро пожаловать!
И проходят незаметно. Один
- вероятно, в сотый раз - рассказывает другому какой-нибудь случай из жизни
покойного Грибоедова, а другой - тоже в сотый раз - слушает с полным
вниманием, с любопытством... И вдруг что-нибудь покажется слушателю не так,
и он перебивает рассказчика: "Нет, нет, постойте! Вы перепутали". И
рассказчик останавливается. И вот начинается спор: "Это было тогда-то" или
"это было так-то"... А я, питомец новых идей, гражданин новых поколений,
слушаю эти рассказы и споры с голодным вниманием, но - сохрани боже - не с
голодным вниманием какого-нибудь беллетриста или фельетонного
нравоописателя, нет. Я сознаю сам в себе искреннее глубокое чувство любви к
Грибоедову, да, во мне это чувство сознательное, могу сказать, искушенное. И
слушая то, что через... написать страшно. Неужели перо мое осмелится
определить ту меру дней, которая отпущена на земле этим двум благородным
созданиям, этим двум старикам. Нет, дай бог им еще счастливых много дней,
как сказал наш Пушкин. Да, дай бог.
У Бегичева семейство: только 13 лет старшему сыну, а там все мал мала
меньше, как говорит русская поговорка. И надо видеть, какой отец, какой
умный, добрый и попечительный отец этот почтенный старик Бегичев. А старик
Ион, доктор прав, воспитатель Грибоедова. Этот старик, ученый доктор, немец,
теплая и сама в себе замкнутая душа, оплакал как-то, с год, что ли, тому
назад, смерть своего попугая. В этой почти детской привязанности не видна ли
самая гуманическая природа. И старик Ион написал стихи на смерть своего
попугая. Надо видеть их,, особенно слышать их говорящими о Грибоедове, чтобы
их полюбить. Их позы и фигуры стоят иногда кисти ВанДейка.
1842 года, февраля 27, часов в 10 вечера отправился я к Бегичеву. Я
застал его и старика Иона беседующими в кабинете. Приняли меня, как и
всегда, ласково. Слово за слово речь зашла о Грибоедове, и я услышал
следующее. 14 декабря 1825 года наделало, как известно, много суматохи в
России. На Грибоедова, между прочим, тоже пало подозрение правительства. В
феврале 1826 года прискакал в Грузию к А. П. Ермолову курьер с повелением
арестовать Грибоедова и отправить немедленно в Петербург. Ермолов и
Грибоедов, несмотря на различие лет и поста, были связаны тесными
отношениями: с глазу на глаз они говорили друг другу "ты". Прискакавший
курьер нашел за ужином Ермолова с гостями, в числе которых был и Грибоедов.
Они ужинали запросто, весело и беспечно. Когда доложили Ермолову о приезде
курьера, он вышел из-за стола и, прочитавши депешу в другой комнате,
возвратился бледный и встревоженный и вызвал к себе Грибоедова. Грибоедов
принял полученную Ермоловым весть очень равнодушно. "Ступай домой, - сказал
ему Ермолов, - я могу дать тебе только 2 часа свободного времени, сожги все,
что можешь". Грибоедов отказался упрямо и решительно, он не сделал ни шагу
из квартиры Ермолова и велел принести себе туда из своей квартиры нужные
вещи, платье, белье, деньги и прямо из квартиры Ермолова поскакал с курьером
в Петербург {1}.
|