Добро пожаловать!
Это было во время полемики моей с М. А. Дмитриевым по
поводу "Бахчисарайского фонтана". Помню куплет доныне. Не подумайте, что он
занозою въелся в память мою. Сейчас покажу вам, что куплет вовсе не
занозливый. Но он был одним из поличиых обстоятельств в литературной тяжбе,
которая в свое время не мало наделала шума. А потому и почитаю, что он
подлежит вашему цензурно-генерал-прокурорскому надзору:
Известный журналист Графов
Мишурского задел разбором;
Мишурский, не теряя слов,
На критику ответил вздором.
Пошли писатели шуметь,
Кричать, сердиться от безделья.
Пришлось же публике терпеть
В чужом пиру похмелье {8}.
Позвольте мне теперь на досуге исследовать археографически и
археологически этот допотопный памятник. _Известный журналист Графов_. В то
время под этим прозвищем "Графов" осмеивали бедного графа Хвостова; придать
это прозвище и Каченовскому не было очень лестно для журналиста, которого
Писарев считался приверженцем.
Мишурский, _не теряя слов_,
На критику ответил вздором.
Мишурский, очевидно, я, и потому, что я урожденный сиятельство, а,
вероятно, еще более потому, что я люблю играть словами и часто выражениями
своими пускаю в глаза блеск, или, пожалуй, мишуру. Прекрасно. Но, на беду
автора куплета, рифма попутала его. Он должен был и хотел сказать: "_Не
теряя времени_". А теперь мудрено согласовать, что я и "_не терял слов_" и
"_ответил вздором_".
Пошли писатели шуметь,
Кричать, сердиться от безделья.
Под словом _писатели_ должен быть подразумеваем и М. А. Дмитриев, с
которым мы вели пререкания. А между тем Писарев и он были приятелями и
литературными единомышленниками. Таким образом, швыряя в меня камнем,
задевает он при сей верной оказии и приятеля своего. Один путный стих во
всем куплете есть последний, да и то потому, что он весь заключается в
известной пословице.
Прозвище _Мишурского_ напоминает мне другого остряка, который где-то
пожаловал меня "князем Коврижкиным". Что же прикажете делать? Не обрежешься
от нарезного огнестрельного остроумия наших литературных знаменитостей.
Автор статьи о "неизданных пьесах Грибоедова" читал (стр. 257) большое
письмо его к Верстовскому по поводу водевиля нашего, выражающее "большую
заботу о постановке этой пьесы" {9}. Я этого никак не ожидал, и вот по какой
причине.
Следующий рассказ может, во всяком случае, служить характеристическою
чертою в изображении Грибоедова и показать, как умел он владеть собою и не
выдавать себя другим врасплох. Вообще, не был он вовсе, как полагают многие,
человеком увлечения: он был более человеком обдумывания и расчета {10}.
|