Добро пожаловать!
Об этих наших путешествиях не знал, однако же, никто даже из наших
товарищей по заключению, потому что Ж<уковский> боялся, чтоб не стали
проситься в кондитерскую и другие; все думали, что он уводит нас играть в
шахматы в свою комнату, которая была смежною с нашей и дверь которой он
всегда запирал на ключ, даже когда входил к нам. Раз, однако же, случилось,
что такое наше путешествие могло кончиться очень неблагополучно, если бы
нечаянный свидетель его был менее доброжелателен и скромен. Мы обыкновенно
ходили к Лореду не по Адмиралтейской площади, что было бы ближе, а проходили
под арку Главного штаба, затем шли по Невскому проспекту и входили в
упомянутую выше комнатку чрез внутренний двор, а не с парадного входа в
кондитерскую. И вот однажды проходя именно под аркой, по одной стороне, мы
встретились с идущим по другой одним самым близким мне знакомым гвардейским
офицером. Увидев меня, он остолбенел, но я сделал вид, что не замечаю его, и
только выходя уже из-под арки, я оглянулся и увидел, что он поворотил назад
и, сделавши несколько шагов за нами, остановился, развел руками и затем,
постояв немного, снова поворотил и пошел прежней своей дорогой. Впоследствии
я узнал, что этот знакомый, занявший потом одно из самых высших мест в
государстве, рассказал было близким мне людям, что, должно быть, меня
освободили, потому что он меня встретил, но так как мое освобождение не
подтвердилось, то говорил, что он, вероятно, опознался и что действительно
встретил человека, как две капли воды похожего на меня.
Относительно ответов комитету, совершенно несправедливо, что Грибоедов
изменил свое признание на запирательство по совету какого-то важного лица в
комитете. Этого не могло быть уже и потому, что бумаги никогда не писались в
комитете, что иначе отняло бы у него, разумеется, слишком много времени.
Порядок относительно допросов был в комитете таков: запросные пункты
посылались в запечатанном пакете туда, где содержался обвиняемый, будь это в
здании Главного штаба, в крепости или даже в Алексеевской равелине; ответы
шли также в запечатанном пакете, который вскрывали в полном заседании
комитета; и тогда, если не находили их удовлетворительными, то призывали
обвиняемого в комитет, для очных ставок, для указания противоречий в
показаниях или недостаточных пояснений, и в таком случае все, что говорилось
в комитете, тут же и записывалось в протокол, и разумеется, не самим уже
обвиняемым. Таким образом, никто в комитете не мог ни видеть, ни знать, что
пишет обвиняемый, до вскрытия его пакета и прочтения его ответов в полном
присутствии комитета, и, следовательно, никто не мог ни предупредить, ни
остановить Грибоедова.
Дело было гораздо проще и естественнее. Грибоедову помог в этом случае
тот же полковник Любимов, который и многим давал полезные советы, охотно
выслушиваемые, как идущие от весьма опытного и доброжелательного человека.
|