Добро пожаловать!
Персияне также выстроились
фронтом и пустились было на нас рысью; но, увидя порядок, в коем мы
отступали, остановились и выслали фланкёров, что и я сделал, чтобы занять их
до прибытия подкрепления. Между тем я посадил засаду из 20 казаков в
деревне, которая у меня была на правом фланге, дабы отрезать фланкёров их,
задающихся слишком вперед; но 3-я сотня казаков уже скакала ко мне на
помощь, и неприятель, собрав фланкёров своих, начал отступать под самую
крепость. Причиною сего отступления персиян, кажется, более всего было то,
что они заметили толпы конницы, подвигавшиеся к нам из лагеря, в коем
делалось следующее.
Паскевич, увидя из окон своих перестрелку, засуетился и рассердился.
Грибоедов, который в то время был при нем, и другие его окружающие
советовали ему послать ко мне подкрепление, говоря, что я могу погибнуть с
горстью людей против такого сильного неприятеля. "Пускай он погибает! -
отвечал Паскевич. - Если он расторопный офицер, то сам отделается; если же
он плох, то мне не нужен, и пускай погибает!" Надеясь, однако, захватить
персиян, которые бы слишком далеко заехали в ожидаемом им преследовании
меня, он вскоре поднялся со всею кавалериею и выехал на высоты, которые были
за моим правым флангом; но, видя, что неприятель стал отступать, остановился
и послал за мною Бородина, который застал меня уже совершенно вне опасности
и свободного от неприятеля на лугу за завтраком и сказал, что Паскевич
сердит, бранится и требует меня к себе.
Я приехал к нему. Он напустился на меня с криком, спрашивая, как я смел
завязывать дело, тогда как он меня послал единственно для того, чтобы
заманить неприятеля и скакать в лагерь, дабы дать ему случай отхватить
гнавшихся за мною. Я отвечал ему, что если в том была цель его, то он бы с
большим успехом употребил казачьего офицера с несколькими казаками, но что я
такого приказания никогда не получал и, напротив того,, имел приказание
осмотреть крепость. Неправда, сударь, сказал он в сердцах. Тогда я ему
напомнил, как он приказывал мне осмотреть ров крепостной,, и сказал, что я
опасался еще ответственности за то, что не исполнил в точности сего
приказания. После сих слов Паскевич перестал браниться; он постоял несколько
времени на возвышении с конницею и возвратился в лагерь.
Июль <...> я продолжал заниматься еще своею обязанностью и в ту же ночь
пришел еще к нему, Паскевичу,, с докладом. Он тогда был занят реляциею о
победе над Аббас-Мирзою, которая никак не клеилась по его желанию. Писал ее
Вальховский, писал Грибоедов, и все не выходило того, что ему хотелось.
Просмотрев со мною принесенные бумаги, он обратился ко мне с дружеским
видом: "Mon cher general! - сказал он, - faites-moi l'amitie d'ecrire de ma
part un mot au general Sipiaguine, pour le prevenir de la viteoire, en lui
disant, que les details ulterieurs viendront a la suite" {Дорогой генерал,
сделайте одолжение, напишите от меня словечко генералу Сипягину, уведомьте
его о победе и сообщите, что дальнейшие подробности следуют (фр.).}.
|