Добро пожаловать!
Прилагаю этот
вальс, в уверенности, что он может и теперь доставить многим удовольствие.
Дядя С. Н. Бегичев при богатстве своей жены мог бы жить роскошно в
Москве, но так как он, подобно другу своему Грибоедову, не любил светских
удовольствий, то всю роскошь в его домашнем обиходе составляли
гастрономические обеды и дорогие вина, которые так славились, что привлекали
в дом его многих приятных собеседников.
Почти ежедневными посетителями дяди были, между другими, князь В. Ф.
Одоевский {4}, очень еще тогда молодой, почти юноша, и товарищ его по
изданию сборника "Мнемозина" Кюхельбекер, который давал мне уроки русского и
немецкого языков. Часто оживлял общество весельчак А. Н. Верстовский {5},
который тогда нависал знаменитый свой романс "Черная шаль" и певал его с
особенным выражением, своим небольшим баритоном, аккомпанируемый
Грибоедовым. Остроумный и словоохотливый Денис Васильевич Давыдов сыпал
острыми шутками и рассказами о былом. Понятно, что такое приятное общество,
и притом с приправой лучших вин и изысканного обеда, приманивало многих
посетителей. Бестужев, издатель альманаха "Полярная звезда", искал
знакомства с С. Н. Бегичевым, но А. С. Грибоедов советовал ему избегать
Бестужева, зная замыслы декабристов, которым, впрочем, Александр Сергеевич
не придавал значения, что и выразил в ответе Чацкого Репетилову: "Шумите вы
- и только!" {6}
Никто не мог ожидать, чтобы рассеянный мечтатель и ипохондрик
Кюхельбекер мог быть завербован в политический заговор. Его рассеянность
давала повод к многим забавным анекдотам, но это не мешало ему обладать
литературным талантом. Я обязана Кюхельбекеру тем, что он познакомил меня с
красотами поэзии, а Грибоедову тем, что научил меня понимать
высокопоэтическое достоинство псалмов Давида, заставляя переводить некоторые
из них.
Нравственное влияние С. Н. Бегичева на Грибоедова, начавшееся с 1812
года, когда Грибоедов, попав из университета в гусары, увлекался рассеянной
жизнью военной молодежи, продолжалось до конца его жизни. Степан Никитич был
на 9 лет старше Грибоедова, и Александр Сергеевич уважал в нем человека с
большим умом и здравым смыслом, необычайно доброго, без всяких эгоистических
и честолюбивых целей и всегда поддавался благотворному влиянию своего друга.
Могу прибавить к этому, что С. Н. Бегичев всегда входил в материальные
интересы Грибоедова, которые бывали порою очень стеснены, вследствие
расточительности его матери. Дружеская помощь Степана Никитича не раз
выручала его из затруднений.
Насколько сильно было влияние С. Н. Бегичева на Грибоедова, служит
доказательством, что Александр Сергеевич, как бы предчувствуя свою гибель,
очень не желал принять предлагаемый ему пост посланника в Персии и принял
его единственно по убеждениям своего друга С. Н. Бегичева {7}. Степан
Никитич был уверен, что, при знании Грибоедовым восточных языков, при его
знакомстве с нравами и обычаями персиян, он мог принести на этом посту
большие услуги России.
|