Добро пожаловать!
- "Липецкие воды". -
Гостеприимство и товарищество Сосницкого.
Утром 3 мая (1858), часов около девяти, отправился я к Сосницкому,
живущему неподалеку от меня - около Большого театра, на Екатерининском
канале.
Через служанку подаю хозяину следующую записку: "Д. А. Смирнов,
владимирский дворянин, племянник знаменитого Грибоедова, желает иметь честь
познакомиться с И. И. Сосницким".
- Пожалуйте.
Почти у самых дверей передней встречает меня старик довольно высокого
роста, седой, с живыми глазами и очень подвижными чертами лица.
Я рекомендуюсь. Он говорит обычное: "Очень рад с вами познакомиться",
но говорит это как-то непринужденно и особенно свободно. Я сразу вижу, что с
этим человеком тоже как-то свободно... Но, боже мой, что это за любопытный
человек! Это - живой архив и русского театра, и даже, частью, русского
общества.
- Вы знали, Иван Иванович, дядю моего лично?
- Грибоедова-то? Еще бы... Я вам скажу, что я был ему одно время очень
обязан. Когда он вышел в отставку из военной службы (это было в 1815,
кажется, году) {38}, я был тогда молодым человеком, жил в казенном доме и.
заболел. Грибоедов посещал меня очень часто, привозил мне лекарства, и все
на свой счет.
- Грибоедов был вообще очень доброго характера.
- Да, но он бывал иногда строптив и вообще резок. Хотите, я вам
расскажу один случай, бывший у меня именно перед глазами?
- Сделайте милость.
- Это было в 1824 году. Грибоедов приехал в Петербург с первыми актами
своей комедии, слух о которой Уже ходил в народе. Раз встречается он у меня
с известным комиком Хмельницким. Тот говорит: "Александр Сергеевич,
познакомьте меня с вашей комедией, о ней говорят". Грибоедов согласился.
"Приезжайте ко мне обедать, тогда и почитаем. Я соберу несколько человек
общих добрых приятелей". Назначили день и час, и несколько человек собралось
у Хмельницкого. Там были: Василий Каратыгин, Соц, я, другие, и в том числе
некто Василий Михайлович Федоров, человек очень умный образованный, автор
нескольких слезных и чувствительных драм, которые были когда-то во вкусе и
духе своего времени и над которыми Федоров сам же смеялся первый, от души и
очень остроумно. Грибоедов приехал, привез с собой свою рукопись, и так как
ее переписывал какой-то канцелярский чиновник, почерком казенным, крупным,
то рукопись была довольно толста. Грибоедов положил ее на стол в гостиной.
Федоров подошел, взял в руки тетрадь да и говорит:
- Эге! Таки увесисто. Стоит моих драм.
- Я глупостей не пишу, - резко и с сердцем отвечал Грибоедов, видимо
обидевшийся.
- Александр Сергеевич, я тут больше подшутил над собой, чем над вами,
стало быть, больше обидел себя, а не вас.
- Да вы и не можете меня обидеть.
Резкость этого тона на всех нас, а особенно на хозяина, подействовала
как-то неприятно. Мы старались, что называется, "сгладить" все это
происшествие, - но не тут-то было: Грибоедов уперся, и в нем, видимо,
оставалось неприязненное чувство к Федорову.
|