Добро пожаловать!
Но Одоевский действительно сослужил добрую службу Грибоедову, хотя и по
совету других, охранив его в одном, весьма важном для последствий отношении.
Дело в том, что в продолжение долгого, восьмилетнего отсутствия Грибоедова
из Петербурга, именно сильнее, чем когда-либо до того, развилось в этой
столице Тайное общество, и в нем получили значение люди мало известные и
даже вовсе не известные Грибоедову. Вследствие этого понятно, что Грибоедов,
человек увлекающийся и крайне неосторожный в выражениях, легко мог вдаваться
в излишнюю откровенность даже с такими людьми, которые, при случае, могли
выдать и Грибоедова, как выдали других. Вот от слишком интимных сношений и
политических разговоров с такими людьми, указанными Одоевскому, он и
предостерегал Грибоедова, верившего ему, зная его к себе привязанность и не
оскорблявшегося поэтому его советами, как легко мог по самолюбию
оскорбиться, если бы советы подавал кто другой. Особенно важно было
предостеречь Грибоедова от слишком откровенных политических рассуждений с
теми из членов Тайного общества, которые не славились ни скромностью, ни
твердостью характера, но с которыми Грибоедову приходилось часто видеться по
литературным отношениям, как, например, с А. Б<естужевым> {4}. Это
действительно и спасло впоследствии Грибоедова, потому что его близкие
сношения были с такими только членами, которые ни одним словом не
компрометировали ни его, ни других, даже таких, на кого иные члены делали
уже показания, хотя и бездоказательные.
Странно мне также показалось в приложенном к собранию сочинений
Грибоедова мнении Белинского, что рукопись "Горя от ума" начала будто бы
ходить по рукам только с 1832 года (если это не опечатка - вместо 1823 г.).
Отправляясь в отпуск в приволжские губернии с поручением от Общества в
начале ноября 1825 года, я сам привез в Москву полный экземпляр, списанный
мною еще весною того года, в числе других, на квартире Одоевского, под общую
диктовку, с подлинной рукописи Грибоедова, даже с теми изменениями, которые
он делал лично сам, когда ему сообщали, по его же собственной просьбе,
некоторые замечания, особенно на те выражения, которые все еще отзывались
как бы книжным языком. Я имею основание думать, что если и другой кто
привозил в Москву рукописи "Горя от ума" {5}, то мой экземпляр был из всех
привезенных туда и самый полный, и самый исправный.
В Москве остановился я в доме Ивана Николаевича Тютчева, супруга
которого была родная сестра моей мачехи. Привезенным мною экземпляром "Горя
от ума" немедленно овладели сыновья Ивана Николаевича, Федор Иванович
(известный поэт, с которым мы жили вместе в Петербурге у графа
Остермана-Толстого) и Николай Иванович, офицер гвардейского генерального
штаба, а также и племянник Ивана Николаевича, Алексей Васильевич Шереметев,
живший у него же в доме (в Армянском переулке, где ныне заведение
Горихвостова).
|