Добро пожаловать!
Я мог
следовать за Грибоедовым только до ворот сада зеркального зала, откуда он в
вышел спустя 50 минут. Я узнал, что он вручил шаху свои верительные грамоты
и что церемония вызвала общее удовлетворение; однако некоторые шептались но
поводу того, что Грибоедов слишком долго оставался перед его величеством
сидя. Шах был в короне, и на нем были самые прекрасные его драгоценности;
тяжесть их до того утомила его величество, что во окончании аудиенции он
поспешил освободиться от этих блестящих знаков шахского величия.
По выходе из дворца Грибоедов изъявил желание посетить
принца-губернатора, но это посещение пришлось отложить, потому что тот не
имел еще разрешения принять посланника. Тогда Грибоедов приказал проводить
его к Аммин-эд-Даулэ, которого считал, как я узнал впоследствии, первым
министром государства и который оказывал ему внимание, достойное его звания.
Свидание с министром иностранных дел состоялось только спустя два или три
дня после официальных визитов. Все удивлялись тому, что Грибоедов не
старался завязать отношений с Мирзой-Абдул-Вагабом (Моатемид-эд-Даулэ),
одним из первых министров, всеми уважаемым за свою ученость и превосходные
качества; по своему званию и власти он нисколько не уступал своему сопернику
Аммину.
Принц-губернатор, желавший уклониться от чести принимать посланника,
предложил, чтобы этот визит состоялся в один из тех дней, когда шах выедет
из столицы; однако в конце концов он уступил упорным настояниям его
превосходительства {7}.
До второй аудиенции у шаха, состоявшейся через 12 или 14 дней по нашем
приезде, весь двор был занят только тем, как бы доставить удовольствие
посланнику. Аммин-эд-Даулэ, Мирза-Абул-Гассан-хан и Мирза-Могаммед-Алихан
старались превзойти один другого в блестящих празднествах и угощениях
посольству; тут было какое-то соревнование, воодушевлявшее и занимавшее этих
знатных особ; всюду были пиры, иллюминации, фейерверк. Однако я стал
примечать, что дружеское расположение понемногу слабеет. При второй
аудиенции посланник вручил шаху копию с заключенного мирною договора, причем
снова было замечено, что он опять слишком долго сидел в присутствии его
величества {8}. Выражение _мерраджат_ (отпуск), употребленное шахом, когда
ему показалось, что аудиенция продолжается слишком долго, было сочтено
Грибоедовым за явную обиду, нанесенную ему как представителю императора
всероссийского да и самому ему лично. В ноте на имя министра иностранных дел
он резко намекнул на неуместность этого выражения, и хотя министр, в
ответной ноте, разъяснил, что слово _мерраджат_, в общем значении, не имеет
ничего оскорбительного и даже невежливого, это объяснение не было сочтено
удовлетворительным. С своей стороны, Гассанхан счел себя вправе сделать
некоторые замечания посланнику по поводу того, что он в своей переписке
именует повелителя просто шахом (_киднети шах_).
|