Добро пожаловать!
Нас точно занимала
турецкая война, а персияне еще не забыли прошедших побед наших. Мы требовали
выдачи виновников в смерти нашего посланника; нам обещались их выдать, но не
выдавали и, наконец, не выдали. Требовали, чтобы, по крайней мере, сын
Аббас-Мирзы, Хозрой-Мирза, приехал для испрошения у государя прощения. И в
том медлили, боялись его выслать в Россию; наконец его прислали в Тифлис уже
в мае месяце 1829 года, без всяких наставлений от персидского двора и даже
без позволения далее ехать. Паскевич отправил его почти насильно в Россию,
против воли отца, а особливо деда его, с коими все велись переговоры, по
предмету сему, и наконец Хозрой-Мирза получил уже в Царском Селе наставления
от шаха относительно порученности, на него возлагаемой. 16
Всем известен прием, оказанный ему в Петербурге, речь его, сочиненная,
вероятно, в иностранной коллегии нашей и напечатанная в ведомостях, в коей
он просил от имени родителей своих прощения за убиение нашего посланника.
Ему удалось еще, кроме того, выпросить у государя прощения двух куруров из
восьми, наложенных в дань с Персии при заключении мира, что составляло 20
000 000 уступки с 80 000 000, о чем и прежде персидский двор настоятельно
просил, но чего Грибоедов не хотел уступить, и это было также причиною злобы
на него персиян, которые, как к концу дела оказалось, достигли своей цели
убиением посланника нашего. Причиною сего была, без сомнения, турецкая
война, коею персияне искусно воспользовались тогда; но можно ли полагать,
чтобы злодеяние их, коварство и нарушение всех прав народных остались
впоследствии без наказания со стороны России?
Хозрой-Мирза возвратился из Петербурга в Тифлис уже в конце 1829 или в
начале 1830 года; он не нашел у Паскевича приема, подобного тому, который
ему оказывали в России: у нас лучше знали цену ему. Прихоти его не были
всегда уважены, и он имел более одного раза случай вспомнить и о молодости
своей и постичь ничтожность двора персидского; но вряд ли он мог сие
уразуметь. Когда он приехал на границу Персии, его встретили еще с меньшею
пышностью; он сожалел о России, где на него потратили миллионы. <...>
Место Грибоедова в Персии заступил князь Долгорукий, уже по возвращении
Хозроя. Нельзя не приписать к уменью его то, что он поладил с двором
персидским; но я не полагаю, чтобы он достиг того влияния, до которого
Грибоедов отчасти уже и добился. Впрочем, и персидский двор старался
загладить вину свою; но не менее всякая похвала принадлежит первому
водворившему опять в Персии звание посланника нашего, после умерщвления
Грибоедова, и сие, без сомнения, было сопряжено с большою опасностью, ибо
народ ненавидел нас и хвалился еще торжеством своим <...>
П. А. ВЯЗЕМСКИЙ
ДЕЛА ИЛЬ ПУСТЯКИ ДАВНО МИНУВШИХ ЛЕТ
(Письмо к М. И. Лонгинову)
Премного благодарю вас, любезнейший Михаил Николаевич {1}, за присылку
мне сентябрьской книжки "Русского вестника".
|