Добро пожаловать!
- Прошлой осенью. Я прожил у него более недели в его тульской деревне
Екатерининском.
- Здоров он?
- По крайней мере, при мне был здоров.
- По-нашему... - старик улыбался. - Мы с ним недалеко друг от друга
ушли: ему должно быть...
- 72 года, - докончил я.
- А мне скоро 70. Мы перед вами, людьми нового поколения, похвастать
можем. Я, например, несмотря на мои годы, никак не могу пожаловаться на
здоровье: я человек сухой, легкий, воздержный, редко бываю болен. Всякий
божий день я иду из Сената пешком; разумеется, за мной едет карета... на
всякий случай; оно лучше, знаете. Давно вы приехали?
- Вчера утром.
- Надолго?
- Как бог даст. Цель моей поездки уже известна вашему
превосходительству из письма Степана Никитича. Если позволите, я расскажу
вам ее коротко, но несколько подробней.
Я сказал все, что мне было нужно, и кончил словами: "Многое зависит от
вашего превосходительства. Я не скрываю от вас, что вы были одной, и, может
быть, даже главной, целью моей поездки. Позвольте мне надеяться, что вы не
откажете мне в содействии..."
- Не думаю, чтобы мое содействие принесло вам большую пользу...
Меня слегка покоробило.
- У меня нет ни одной строки Грибоедова... Было одно письмецо, да и то
выпросил Булгарин. Но я очень рад с вами познакомиться, надеюсь, что мы
будем видаться с вами часто...
Я поклонился.
- И я охотно буду вам рассказывать о Грибоедове все, что знаю, и все,
что помню.
"Это едва ли еще не лучше", - подумал я.
- Я всякий вечер, начиная с 8 часов, дома. Когда хотите, милости
просим, всегда вам рад.
И после этой речи, которую я мог принять за вежливым образом сказанное
"теперь прощайте", старик, вспомнивши о Грибоедове по поводу общей их
комедии "Притворная неверность", разговорился и проговорил более получаса.
- Не можете ли по крайней мере вы, ваше превосходительство, оказать не
только мне, но и всей русской публике следующую важную услугу - отметить в
"Притворной неверности" то, что принадлежит собственно Грибоедову?
- Нет, не могу... Давно было, много с тех пор воды утекло... {15}
И тут, яснее обыкновенного, показалась на губах старика добрая улыбка.
Это был мгновенный, но ясный луч, осветивший мне личность этого
человека. Я понял, с кем имею дело.
Все, что рассказывал мне тут, утром, Андрей Андреевич, я совокупляю с
рассказами его в вечернее мое посещение того же дня. Да, я был у него в тот
же день вечером, потому что по тону и общему характеру приема, мне
сделанного Жандром, я почел себя вправе в тот же день воспользоваться данным
мне позволением - посещать его, когда мне угодно, после восьми часов вечера.
Искушенье было слишком велико: друг Грибоедова, много о нем знающий, да к
тому же от угла Торговой и Мастеровой {16}, где моя квартира, - рукой подать
до угла Грязной и Садовой, где он живет, стоит только переехать на лодке
Фонтанку.
|