Добро пожаловать!
Вскоре, однако, он
был освобожден, потому что никаких улик против него не оказалось. Я помню
его экспромт, сказанный им по поводу этого ареста... вот он:
По духу времени и вкусу,
Он ненавидел слово: раб...
За то посажен в Главный штаб
И там притянут к Иисусу!
В начале весны, в 1828 году, незадолго до своего отъезда в Тегеран,
Александр Сергеевич зашел ко мне... Тогда я уже был женат; он желал
поздравить меня и жену мою с законным браком... (его не было в Петербурге,
когда мы сыграли нашу свадьбу {Первая моя жена была Любовь Осиповна Дюрова
(ученица кн. Шаховского), родная сестра известного артиста Николая Осиповича
Дюра. Она так же, как и брат ее, была в свое время любимицей публики. Она
скончалась в том же 1828 году. (Примеч. П. А. Каратыгина.)}). Мы с женою
поздравляли его и с царскою милостью, и с блестящей карьерой (он тогда
только что был назначен посланником и полномочным министром при персидском
дворе). На наше радушное приветствие он отвечал как-то грустно, точно
предчувствие щемило его вещее сердце. "Бог с ними, с этими почестями! -
говорил он. - Мне бы только устроить и обеспечить мою старушку-матушку, а
таи я бы опять вернулся сюда... дайте мне мое свободное время, мое перо и
чернильницу, больше мне ничего не надо"! <...> Потом, когда я собирался
уходить, жена моя сказала ему: "Неужели, Александр Сергеевич, бог не
приведет вам увидеть свою чудную комедию на нашей сцене?" Он грустно
улыбнулся, взглянул на нее из-под очков и сказал ей: "А какая бы вы была
славная _Софья_!" Грустно было на этот раз наше прощание с ним... Не прошло
и году после нашей разлуки, как его не стало: он погиб в Тегеране 30 января
1829 года.
А. Н. МУРАВЬЕВ
ИЗ "МОИХ ВОСПОМИНАНИЙ"
Наконец в августе 1825 года исполнилось мое пламенное желание: я увидел
Крым и сделался поэтом...
Не хочу представить здесь подробный журнал моего путешествия, не стану
описывать местоположений, я уже изобразил их в моей "Тавриде"; но я передам
только сильные впечатления и что побудило меня писать. Многим обязан я
Грибоедову; я уже видел часть Южного берега, не находя себе отголоска в
равнодушных людях, меня окружавших, когда я познакомился с ним в Симферополе
{1}. Мы поехали вместе на Чатырдаг. Я стоял в облаках и, взглянув на землю,
был ближе к небу, нежели к ней; невольный восторг овладел мною, я был вне
себя; Грибоедов меня понял, - и мы сошлись.<...>
Я расстался с Грибоедовым и поехал в Феодосию.<...>
В Бахчисарае я опять свиделся с Грибоедовым; после очаровательной
прогулки в Чуфут-Кале {2} я долго беседовал с ним ночью; луна делает нас
откровенными; я открыл ему мою страсть к поэзии и прочел "Днепр" и
"Чатырдаг". Он обрадовался моей склонности: "Продолжайте, - сказал он, - но,
ради бога, не переводите, а творите!" Я сказал ему мое намерение написать
поэму "Владимир".
|