Добро пожаловать!
Телохранитель был очень рад, что Грибоедов его отпускает, и сейчас же
уехал. Мы остались одни. Первым моим вопросом Грибоедову было удивление,
какими судьбами и по какому праву распоряжается он так своевольно и
временем, которое уже не принадлежало ему, и особою своего телохранителя.
"Да что, - отвечал мне Грибоедов, - я сказал этому господину, что если он
хочет довезти меня живого, так пусть делает то, что мне угодно. Не радость
же мне в тюрьму ехать". Грибоедов приехал в Москву в 4 часа, около обеда, а
выехал в 2 часа ночи. "На третий день, - прибавляет Бегичев, - после проезда
Грибоедова через Москву я был у его матери, Настасьи Федоровны, и она с
обычной своей заносчивостью ругала Грибоедова: "карбонарий", и то, и се, и
десятое. Проездом через Тверь, как я от него узнал после, он опять
остановился: у телохранителя была в Твери сестра, и они въехали к ней. К
счастью и несчастью Грибоедова, он, войдя в комнату, увидел фортепиано, и,
глубокий музыкант в душе, ученый теоретик, он не мог вытерпеть и сел за
фортепиано. Девять битых часов его не могли оторвать от инструмента.
В Петербурге Грибоедова засадили в Главный штаб {5}. Скучно стало там
сидеть Грибоедову. Может быть, сознание правоты своего дела еще усилило эту
томительную однообразную скуку и придало тот резкий и желчный характер,
которым так обличается всякое выражение Грибоедова. Вот четверостишие,
сказанное им в этом грустном заключении:
По духу времени и вкусу
Я ненавидел слово "раб",
Меня поpвали в Главный штаб
И потянули к Иисусу.
Но и тут очарование личного характера Грибоедова не исчезло. Может
бить, тут-то оно и проявилось в высшей степени. Прав или нет был Грибоедов,
но он все-таки содержался но подозрению, все-таки был арестантом, ц боже
мой, какое было дело надсмотрщику, этой ходячей машине, едва-едва разумеющей
приказания начальства и только разумеющей одно исполнение, - какое ему было
дело до личных интересов арестанта. Как мог он почувствовать какое-нибудь
участие к одному из многого множества своих клиентов? Вот что об этом
времени жизни Грибоедова рассказывал Бегичев: "Я сказал уже, что Грибоедов
был глубокий музыкант и, сидя в Главном штабе, он так очаровал своего
надсмотрщика, что тот выпускал его всякую ночь подышать северным воздухом, и
Грибоедов всякую ночь ходил в дом Жандра ужинать и играть на фортепиано".
Бегичев через Жандра послал Грибоедову 1000 рублей. Да, вот до какой степени
простиралась привязанность этого надсмотрщика к Грибоедову и до чего
доводила Грибоедова томительная скука заключения. Вот еще факт, и
пресмешной. Я слышал это от Степана Никитича Бегичева. Грибоедов сидел в
одной и той же комнате вместе с тремя, кажется, другими лицами ие из сильно
заподозренных. Раз Грибоедов так сильно озлобился на свое положение, что
громко разругал все и всех, кого только было можно, и выгнал своего
надсмотрщика, пустив в него чубуком с трубкой.
|