Добро пожаловать!
К тому же
осмеяние Репетилова не могло иметь тогда в глазах следователей такого
значения, какое ему приписывают, по той причине, что комитету очень хорошо
было уже известно, что именно-то самые серьезные члены Общества и восставали
сильнее против всех Репетиловых.
В заключение должно заметить, что совершенно ошибочно также и то
мнение, будто и товарищи, и высшие лица искали спасти Грибоедова как
гениального писателя, как "будущую надежду России" {12}. Ничего подобного в
ту эпоху не было. Для современников молодости Грибоедова и Пушкина они были
совсем иные люди, чем для следующих поколений, которые смотрят на них сквозь
призму последующих разъяснений из произведений и действий и еще чаще судят
на основании позднейшей уже их деятельности. Как смотрели на Грибоедова в то
время высшие лица, выразил и сам Грибоедов впоследствии, в письмах с
Кавказа, хотя значение его как писателя и как полезного служащего (если еще
и не государственного деятеля) выразилось уже в то время гораздо более,
нежели в 1824-м и 1825 годах... Что же касается до людей обычного его круга,
равного с ним общественного положения, то в этих годах Грибоедов был для них
все еще человек, принесший из военной жизни репутацию отчаянного повесы,
дурачества которого были темою множества анекдотов, а из петербургской жизни
- славу отъявленного и счастливого волокиты, наполнявшего столицу рассказами
о своих любовных похождениях, гонявшегося даже и за чужими женами, за что
его с такою горечью и настойчивостью упрекал в глаза покойный Каховский.
Известно, что даже "Горе от ума" было тогда принято не в том значении, какое
придают этому произведению в настоящее время. Оно сделалось популярно, как
было популярно тогда всякое осмеяние чего бы то ни было в тогдашнем порядке
вещей (свидетельством служат множество пародий на известные произведения,
сделавшиеся даже более любимыми и известными, чем самые произведения), что
было очень на руку всеобщему либеральному направлению и как богатое собрание
сатир и эпиграмм, дававшее всем возможность задевать разных лиц
безответственно, высказывая чужими словами то, чего не решился бы никто
высказать как собственное суждение, не рискуя поплатиться за то
ответственностию; и надо признаться, что число людей, и притом вовсе не
либеральных, радовавшихся появлению комедии для употребления ее в смысле
возможности приложения сатиры к известным лицам, было несравненно больше,
чем видевших в ней какой-либо гражданский подвиг, да едва ли такие и были.
В старании товарищей не компрометировать Грибоедова не было также
ничего особенного, исключительного. Это было лишь следствием наперед
условленного, общепринятого правила стараться не запутывать никого, кто не
был еще запутан, а если сам Грибоедов не говорил о сношениях с членами,
имевшими особенное значение, то говорить об этих сношениях значило бы
добровольно и без нужды выдать самого себя.
|