Добро пожаловать!
Вечер провел у меня Амбургер, и я, кажется, выманил у него славную
персидскую грамматику с английским. Мы с ним долго говорили о Персии, о
которой он весьма здраво судит. Он мне говорит насчет действий Мазаровича в
Персии, что братья его совершенно пустились без стыда в торги и таскаются но
базарам для закупки товаров, которые они намерены продать в России.
Поведение такое, кажется, неприлично русскому поверенному в делах {4}. <...>
<1822 г. Тифлис.>
25-го <января>. Провел вечер у Грибоедова. Нашел его переменившимся
против прежнего. Человек сей очень умен и имеет большие познания. <...>
2-го <февраля>. Пришел ко мне обедать Грибоедов; после обеда мы сели
заниматься и просидели до половины одиннадцатого часа: я учил его
по-турецки, а он меня по-персидски. Успехи, которые он сделал в персидском
языке, учась один, без помощи книг, которых у него тогда не было <поражают>.
Он в точности знает язык персидский и занимается теперь арабским. Я нашел
его очень переменившимся, и он очень понравился вчера. Он мне рассказывал,
между прочим, обращение Мазаровича в Персии и каким он образом роняет честь
своего звания, а следственно и государя, своим поведением в Персии. Когда
получены были бумаги из Петербурга, которыми извещали персидский двор, что
турки своим поведением навлекают на себя гнев государя и сами задирают нас к
войне, надобно было объяснить Аббас-Мирзе, что государь желает дать знать
всем народам, что не страсть к завоеваниям его к сему понуждает, но
единственно неправильные поступки турок против него. Грибоедов ходил к
Аббас-Мирзе и объяснил ему сие, говоря, что государь не требует союзников,
но дает только ему знать о сем. Аббас-Мирза, обрадованный сим случаем,
обещался выставить 50 тыс. воинов и идти на турок, что он и сделал. На
другой день Мазарович, увидевшись с ним в саду, стал ему о том же говорить;
но вместо того, чтобы соблюсти благопристойность, он просил Аббас-Мирзу быть
союзником нашим и в знак благодарности, когда тот объявил свое согласие,
схватил у него руку и поцеловал ее. Вот поступок, достойный иностранца,
наемщика в нашей службе!
3-го. Грибоедов приходил ко мне поутру, и мы занимались с ним до пяти
часов вечера. <...>
5-го. Я провел часть дня у Грибоедова, занимаясь восточными языками.
<...>
6-го. Был день происшествий. Я узнал поутру, что Рюмине приехал, ждал
его к себе; но он не приходил. Воейков был у меня и, заставши у меня
Грибоедова, сказал мне в другой комнате, что если б я одну вещь знал, то бы
она меня очень рассердила. Я просил у него объяснения; он не хотел
объясниться, наконец, он ушел. В обед пришел ко мне Катани и сказал, что
Рюмин еще поутру пошел из артиллерийского дома ко мне, взяв с собой чертежи
свои; между тем Катани сказал, что он слышал, будто Рюмин был у
главнокомандующего и у начальника штаба. Я применил слова Воейкова к сему
случаю и, крепко рассердись, готовился Рюмина арестовать при первой встрече,
ибо поступок сей служит продолжением прежних и означал прежнюю его
склонность к хвастовству и неповиновению.
|